Исправление прикуса Томск Богашевский

Наш курс был первым, который набирали на автоматику. И, кстати, эта разработка металлов была, пожалуй, самым впечатляющим предметом. Педагог водил нас на «Серп и молот», где мы лицезрели вживую разлив стали и прокатный стан, на «Красный пролетарий», где делали токарные станки.

На одном из таковых станков «ДИП» догнать и перегнать я работал на производственной практике у нас в техникуме. Еще работал на фрезерном, строгальном. А еще была радиомонтажная практика, где запомнилось одно иезуитское задание: нужно было облудить зачистить и покрыть оловом 10 медных двухмиллиметровых проводов, позже их спаять в сетку да так, чтоб на перекрестьях не было утолщений и все прочно держалось.

Чрезвычайно тяжело. А на четвертом курсе мы, вообщем, работали на производстве, а обучались вечерком. То есть было уже практически распределение по организациям. Нашей группой управлял капитан, а другие были все штатские. В примыкающем отделе, кстати, работала Ирина Калинина, что вышло совсем случаем. Этот год был, в целом, беззаботным, я в обед прогуливался играться в футбол на площадке, которая была на местности. Меня увидели и пригласили в команду нашей организации в чемпионате района.

Там кто-то захворал, и им нужно было выставить полный состав. Выпустили на поле, я попробовал что-то изобразить, но мне произнесли, чтоб я постоял поближе к краю и не мешал. Оказалось, что на реальном футбольном поле, даже чтоб дать пас, нужно бить изо всех сил, в отличие от игры на малеханькой площадки. Так наша команда стала фаворитом, и у меня есть соответственное фото, где я стою в центре команды. Так вот, год был бы беззаботным, ежели не считать прохождения призывной мед комиссии в военкомате.

Тут-то передо мной и стала во всем собственном идиотизме родительская мысль «окончить техникум и получить специальность, а не загреметь в армию». Дело в том, что сходу опосля окончания техникума и получения диплома я, как поступивший опосля 8 классов, должен был непременно идти в армию ребят так и забрали 3 января 66 года. Меня от этого «спасло» то, что была найдена язва двенадцатиперстной кишки, при этом, зарубцевавшаяся. С таковым недостатком тогда в армию не брали на данный момент бы — за милую душу.

Эту язву я, быстрее всего, заработал в коктебельской чайной. Неувязка была в том, что школьная программа была закончена два с половиной года назад, то есть все было позабыто. Всё было брошено на подготовку. Всё свободное время. Перерывы на обед. Вечера, выходные и празднички. Внаглую брал бюллетени. У нас в поликлинике при измерении температуры давали градусник и сажали в темноватом коридоре.

И я подбивал для себя подходящую цифру. Участковая врачиха, выдавая мне четвёртый либо 5-ый больничный, сказала: «Больше бюллетень не дам». И тогда я организовал для себя травму и пошёл к доктору. Лежал в больнице по поводу операции ликвидации искривления перегородки в носу. Соседи по палате были в шоке. И везде решал задачки по арифметике и физике. Несколько задачников были проработаны от начала до конца. В памяти остался лишь один создатель — Козел по физике. Умопомрачительно, но на работе я тоже не был на нехорошем счету.

Запомнилось, что даже начальник нашей группы провозгласил меня Основным инженером проекта ГИП по проекту системы автоматики для санузла командного пт полка. Поближе к лету мать отыскала мне 2-ух репетиторов — для контроля готовности. Давай, ты там подойдёшь». Его слова оказались пророческими. Да, ещё я записался на какие-то предварительные курсы, чтоб «освежить» свои смутные представления о химии в техникуме-то её тоже проходили очень поверхностно. Сочинение — на вольную тему, надеялся на то, что в восьмом классе школы меня хвалили.

Да, еще мать отыскала какого-то знакомого в военкомате, и мне заменили белоснежный билет на приписное свидетельство, которое мне, типо, оставили. Итак, 13 июня, как на данный момент помню, был пн, я пришёл в приёмную комиссию МИФИ. Кажется, я был единственным в тот день — школьники ещё сдавали выпускные экзамены. Подал документы, естественно, на факультет «А».

Попал на 1-ый поток. И вот, когда нужно было писать арифметику, я вправду, захворал. С температурой. И попал на 2-ой поток. На письменной арифметике было порядка 6 задач. В том числе, задачка на составление уравнений. Про землекопов. У меня вышло 3 с четвертью землекопа. Как в том древнем анекдоте: «Вошли два с «четвертью» студента» четверть — это крупная бутыль. Часа три давалось на экзамен, из их я часа полтора бился с данной задачей.

В итоге написал, что не могу отыскать ошибку, и сдался. Дома, естественно, я ошибку нашёл, но тройку за это получил. Слава Богу, главные устные экзамены сдал на 5, химию, кажется, на 4, а сочинение писал на вольную тему лозунгами, за что получил трояк, как не раскрывший тему. Конкурс в 66 году был чокнутый - 13 человек на место.

Дело в том, что в этом году был двойной выпуск из школы: из 11 класса хрущевского и го брежневского, отменившего идиотскую школьную реформу. То есть в техникум я поступал с двойным выпуском и в МИФИ — тоже с двойным. Глава 3. Учеба в вузе. Редактор: - Я решил поступать и поступил в Литинститут думая, что тут готовят писателей. Правда, когда подавал документы, то таковой специальности, как «Писатель», в списке не было.

Потому избрал более близкую - «Литературный работник». Как мне объяснил один из абитуриентов, «писатель — это не специальность, а призвание, талант». Так что я смирился с сиим фактом. Позже я сообразил, что для того, чтоб быть писателем, нужно не просто желание что-то придумывать, но и нужно просто много знать, иметь необъятные познания.

И Литинститут это давал. Вот, к примеру, история Рф. В школе был упор на тяжелое положение фермеров, а тут ведали, в основном о культурных действиях. И еще история философии, история искусства. Теория стиха, прозы и драмы.

У меня в голове опосля этих лекций рождались какие-то сюжеты. Помню, была мысль написать роман из жизни старой Руси о времени крещения. Там были войны, и можно было нафантазировать романтические истории. Меня также чрезвычайно интересовала история строения Лита. Тогда Веба не было, и информацию приходилось добывать в библиотеках.

Это был так именуемый «дом Герцена» — тут в году Александр Герцен родился и жил полгода. В здании было много скрытых мест, которые вызывали ассоциации с его обладателями. Опосля революции тут повсевременно собирались разные компании литераторов. И, в конце концов, по указанию Горьковатого в году был организован Литературный институт. Литературный институт. Но в то время я повсевременно писал стихи. Каждый день. Сначала — на отвлеченные, исторические темы.

К примеру, Качнулся колокол слегка, Как долго он молчал? Соседа кромка так близка — Ее он не достал. Но через место и века Когда-то, в конце концов, Сведет всего одна строчка Колокола сердец! Но, скоро возникли влюбленности. И я стал писать раз в день по несколько штук. При этом, нередко любовь возникала из стихов.

Я даже один раз сознался той, которую любил: Тебя люблю я и стихи пишу, И что поначалу, что позже — не знаю: То ли любовь в стихах я сочиняю, То ли в любви поэзию ищу. Поводов для любви было много — посреди студентов было еще больше женщин, чем мальчишек. Не могу огласить, сколько у меня было романов.

Но большая часть моих влюбленностей было без ответа. Может быть, от того, что я почти все «держал в себе» и выплескивал не в горячие признания, а на бумагу. А дамы, как понятно, обожают не очами, а ушами. А может быть, я уже тогда ощущал, что для меня творчество важнее любви? Я посещал творческие семинары, где читал некие свои стихи. Запомнились руководители Николай Воронин и Василий Субботин. Восторгов не было, но и не ругали. Сделал выборку и отнес их в несколько журналов.

Напечатали лишь одно на какую-то актуальную тему в журнальчике «Дружба народов». А те, которые я считал наилучшими, отфутболивали. Но я не оставлял попыток публикации все время обучения. Писал недлинные рассказы. Один из их — восторженный опус про деревню Кудыкина Гора неподалеку от Орехово-Зуево, куда я ездил в летнюю пору 65 года — выпустили в 67 году в сборнике произведений юных писателей в издательстве «Советский писатель» через Субботина.

Учеба шла собственной чередой, более-менее удачно. Крайние два года я увлекся литературным переводом. Все-же, я закончил школу с углубленным исследованием британского языка и, не считая того, обладал хорошо французским. Посещал творческий семинар Льва Озерова. Тут у меня было больше фурроров, публикации в журнальчике «Иностранная литература», благо редакция его была рядом, на Пятницкой.

Компания формировалась вокруг увлечения игрой в большой теннис. Прогуливались играться в теннисный городок Лужников. По праздничкам и дням рождения собирались в основном у Юры. Естественно же, читали и обсуждали до хрипоты свои произведения. Плохо было лишь то, что все это сопровождалось выпивкой. Как говорили понимающие люди, это является неотклонимым для продвижения писателей в среде творческой интеллигенции и публикации собственных творений.

Но мой организм плохо переносил спиртное. Был даже вариант, когда мы с Юрой поехали куда-то за город с 2-мя девицами не из нашей компании с ночевкой. Но я так напился, что всю ночь просидел в невменяемом состоянии, а они строили нужно мной палатку от дождика.

Опосля этого меня стали меньше накачивать. А с Еленой у нас завязалось что-то вроде романа. Мы с ней достаточно удачно игрались в паре и поодиночке, участвовали в соревнованиях. Даже получили некий приз и 2-ой разряд. В итоге к концу обучения лишь мы и остались в теннисе, остальные охладели к игре.

Прогуливались друг к другу в гости. В 66 году в летнюю пору мы ездили на Селигер к дяде Саше. Он был страстный рыболов и жил там все лето. Оттуда мы прогуливались к верховью Волги. То есть поначалу мы переплыли на катере озеро до села Свапуще, позже шли пешком км о этом путешествии у меня сохранился стихотворный отчет. Безделица, в стиле «Конька горбунка». Вот он у меня в смартфоне: Мы пришли к истокам Волги. Путь наш был не очень долгим. Бабочек крапивниц рой Налетал на нас иногда.

Нам туристы повстречались, Ленинградцами назвались, И сказали: «Вчетвером Обошли мы всё кругом, Все озера переплыли, Все бугры избороздили И вот к Волге на поклон Мы идём сейчас пешком». Но расстались скоро мы, Ведь маршрут пройти должны Мы за два, они — за три дня. Вот и озеро уж видно.

Там Коковкино стоит, Но наш мимо путь лежит. Бывшая узкоколейка, Укажи нам путь скорей-ка! Там болота всё сплошные, Комары, как заводные Жалят нас во все места. Грязюка, ольха и темнота! Маленькой мы дали крюк — К Воронову вышли вдруг. Километра два пройдя, Мы пришли как раз туда, Где берёт начало Волга В путь протяжный собственный и длинный.

Все засняли мы на плёнку: И болотце, и избёнку, И поля, и монастырь, Сено, речку и кустики. Так мы за день наломались, Что к концу проголодались. Постучалися мы в дом — Молока нам дали в нём. Нам кровати постелили, И на их нас уложили. Но будильник в пол-шестого Поднял на ноги нас опять. Молока снова напились, И в обратный путь пустились. Волга в озеро впадает, Ниже опять вытекает. Тут кончаю собственный рассказ — Вот и Свапуще как раз!

Исток Волги. Предки одобряли наш роман. Ездили на юг, в Крым с ее родителями, в Коктебель, в 66 году. В Коктебели тогда он именовался Планерное я ведь бывал в конце х три лета. Но в поездки с родителями будущей супруги мы нередко прогуливались оттуда пешком, через горы в Старенькый Крым. Сначала меня перспектива этих походов не вдохновила, так как один раз в м году мы ездили туда.

Поначалу на автобусе, позже по жаре и пыли куда-то в гору. Затащила нас на эту поездку, кажется супруга Сергея Уткина школьного друга отца. Помню, что отец произнес тогда: «Довольно с меня ваших морей и гор. Я желаю домой». В 59 году в Древнем Крыму не считая могилы на кладбище не было ничего, что напоминало о пребывании и погибели тут Александра Грина. А в 66 году уже была мемориальная комната, устроенная его вдовой. Не считая того, прогуливались мы через достаточно густой лес. До этого я не подразумевал, что в этом выжженом солнцем Крыму есть таковой лес.

Теща Юлия прогуливалась чрезвычайно быстро и бегала взад-вперед, а тесть Алексей опосля 2-ух инфарктов передвигался медлительно. Мы шли с ним, и он нам говорил много увлекательных историй из собственной жизни. Он был старше Юлии на 20 лет, она была его пятой супругой, не говоря уж о бессчетных романах.

Старенькый Крым. В частности, во время войны в конце 42 года, на вечеринке по поводу празднования годовщины Октябрьской революции он познакомился с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Ему было 40, а ей Он пригласил Светлану на танец, сделав несколько галантных комплиментов. И тогда ощутил, что его сердечко тает. С того дня именитый режиссёр, писатель и сценарист не мог мыслить ни о ком другом, не считая умеренной девушки.

Ухаживания за дочерью Сталина проходили непросто: Аллилуева выходила на улицу лишь в сопровождении сторожей, но он не отступал. Теплер водил даму на культурные мероприятия, демонстрировал шедевры мирового синематографа. Встречи проходили целомудренно, но Сталину всё равно донесли.

Теплера арестовали за антисоветскую агитацию, приговорили к 5 годам и выслали в Воркуту, где он устроился работать фотографом, так как ему разрешали покидать местность, огороженную колющейся проволокой. Отбыв срок, он приехал в Москву, невзирая на запрет, и был опять арестован. В этот раз его выслали в Инту, и уже без поблажек он работал в шахте. Опосля погибели Сталина Теплер возвратился из лагеря и был реабилитирован.

Женился в очередной раз. Познакомился с Юлией Куниной, которая тоже была замужем и растила дочь Лену. Они боролись с эмоциями 6 лет, но в итоге поженились в 60 году. Теплер вел кинопанораму на телевидении. Еще колоритное воспоминание, связанное с родителями супруги. В 67 году мы в летнюю пору, в день строителя участвовали в праздничке поэзии в карельском городке Кондопога.

С 63 года там стали проводиться празднички поэзии. Приглашали именитых поэтов Рождественского, Евтушенко. В 67 году пригласили мою тещу, Юлию Кунину. Мы поехали вчетвером. Кондопога в переводе значит медвежий угол кондо —медведь, пога — угол.

Находится на севере Онежского озера, на берегу Кондопожской губки. В м году Кондопожский целлюлозно-бумажный комбинат ЦБК был объявлен ударной комсомольской стройкой. Туда стала съезжаться молодежь со всего Союза. Строили не лишь промышленные компании — весь город.

Крупная Кондопога. Естественно, по сопоставлению с Москвой это глухая провинция. Но люди там примечательные. Нам проявили выборку статей в местной газете, стихи местных поэтов — таковой духовный подъем, интерес.

Мы прогуливался по городку. Чистота, ощущается любовь к месту, где живешь и работаешь. Провели маленькую экскурсию на целлюлозно-бумажный комбинат ЦБК. Я 1-ый раз был в цехе огромного промышленного компании. Вот ты, Технарь, говорил, как вас водили на «Серп и молот». А я до этого не представлял такое масштабное создание. Праздничек поэзии проводился на площади Мир это у одноименного кинозала. Народу было чрезвычайно много, невзирая на облачную погоду, правда, без дождика.

Открыл праздничек Председатель правления Дома культуры Павел Руденко. Он приветствовал собравшихся, поздравил не так давно награжденных строителей с правительственными заслугами. Читал свои стихи о Кондопоге. Мне запомнилась одна строчка: «Коль нам Москва вручила Знамя, то мы на верном рубеже. Она произнесла, что лицезреет посреди участников много людей с фронтовыми орденами. Я прочитаю свое раннее стихотворение, написанное в 43 году: Я ушла из юношества в запятанную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

А в вашем городке, в данной нам всесоюзной стройке мне вспомнилось Пахнет свежайшей землей, известкой. Деловито скрипят леса. Вновь ремесленников-подростков Слышу ломкие голоса. Увидав паренька на крыше, Помахаю рукою ему: Это детство навстречу вышло Поколению моему. Но фронтовая молодость и на данный момент дает о для себя знать Особенный есть у нас люд, И я его полпред: Девчонки из полков и рот, Которым сегодня —Жизнь идет!

Уже много лет… Пора, пожалуй, уступать Дорогу молодым… Клубится в памяти снова Воспоминаний дым Девчонка по снегу ползет С гранатами на дзот. Ах, это было так издавна Гранаты, дзоты, дым! Такое созидать только в кино Может быть молодым… Девчонкам из полков и рот Уже много —Жизнь идет! 20 два года прошло, и уже время от времени начитаются дискуссии, что это было издавна, и можно уменьшить пафос той победы. Нет, это не говорится открыто и громко, но звучит практически шепотом. Я не приемлю этого: Играли крайние акты Гремел Нюрнбергский процесс.

Жалко, фюрер под занавес как-то В погибель с темного хода пролез! И, жизнь начиная поначалу, Мы были убеждены в том, Что темная свастика стала Всего только могильным крестом. И тихо скандировал Буша Его полумертвый земляк.

И жест, классный душу, Ротфронтовский сжатый кулак… Отпели победные горны, Далек Нюрнбергский процесс. И носятся слухи упрямо, Что как будто бы здравствует Борман И даже сам Гитлер воскрес! Снова за сеткой Свобода, И опять полмира в огне.

Но хмель 40 5-ого года По-прежнему бродит во мне. Эти стихи Юлии я не так давно сбросил к для себя в телефон. Потому я так уверенно их цитирую. В конце собственного выступления Юлия представила Алексея Теплера: «Он не пишет на данный момент стихи, но он Поэт с большой буковкы. Он сценарист. Довольно огласить, что из-под его пера вышли сценарии таковых кинофильмов, как «Ленин в Октябре» и «Ленин в 18 году».

Но это было издавна, еще до войны. А с прошедшего года он ведет на телевидении «Кинопанораму». Наверняка, почти все ее смотрят». И тесть чрезвычайно любопытно поведал, так, как он это умел говорить, о съемках кинофильма «Человек-амфибия», которые проходили в Крыму, неподалеку от Фороса. И кстати, упомянул, что текст песни «Эй, моряк, ты очень долго плавал» написала Юлия.

Еще были рассказы о фильмах «Полосатый рейс» и «За витриной универмага», в которых он тоже был сценаристом. Позже выступали еще рабочие, строители Кондопоги, которые читали свои стихи. Пусть они были угловаты, но чрезвычайно искренни. Праздничек длился несколько часов, до сумерек.

С нами чрезвычайно тепло прощались. А на последующее утро нас на пароходе выслали на полуостров Кижи, где в 66 году был открыт музей. Естественно, это волшебство. Это церковь Преображения Господня с ее 23 головками. И еще есть церковь с колокольней. Вы что, товарищи, не были там? Ну, это огромное упущение. Советую непременно съездить. На данный момент это относительно просто. До Петрозаводска можно доехать из Питера на машине, а оттуда на теплоходе за 2 часа.

В 67 году мы добирались до Кондопоги тоже через Петрозаводск и пароход. Так что непременно поглядите Кижи. А в Кондопогу я не советую. Боюсь, что жизнь там увядает, так как компании там работают при капитализме не чрезвычайно активно, но были сообщения о том, что там были беспорядки в августе - сентябре года, вызванные убийством 2-ух местных обитателей группой из 6 человек — выходцами из Чечни и Дагестана. Я думаю, что это отрыжка чеченской войны, опосля которой они расползлись по всей Рф.

Но в Кондопоге люд чрезвычайно сильно восстал против этих кавказцев, вплоть до того, что их срочно эвакуировали оттуда. И было длительное судебное разбирательство, и почти всех посадили. Правда, празднички поэзии проводятся часто. Не так давно был й. Ну, да хорошо. В заключение я скажу, что в течение учебы да и опосля окончания помогал в ремонте дачи родителей супруги в Абрамцево, в так именуемом поселке Писателей, на улице Жуковского. На 5-ом курсе мы с Еленой поженились.

Свадьба была в «Праге». Опосля защиты дипломной работы я совсем перебежал на специальность «Художественный перевод» служба в армии мне не светила, так как я ведь, как и Технарь, тоже ездил в Коктебель и заработал язву, что было выявлено также на призывной комиссии. Вот так я получил высшее образование. А как было у вас, ребята? Музыкант: - Обучение в музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных не достаточно различалось от предшествующего обучения в училище: те же практические занятия в форме репетиций и творческих выступлений.

Роль в студенческом симфоническом оркестре и концертах. Возрос размер общеобразовательных предметов по философии, истории Рф и всеобщей истории, по британскому. По теории музыки запомнилась Гуляницкая. На лекции приглашали иногда узнаваемых деятелей культуры.

А практическими занятиями у нас управлял Ярослав Павлович Алексеев — хороший скрипач. Он мне поновой поставил левую руку, и я сильно прибавил в мастерстве. Но у меня стали возникать какие-то препятствия при допуске на конкурсы. То есть меня стали «задвигать». Друг по группе Юра Синицын произнес мне по секрету, что это происходит от того, что у меня нет протеже узнаваемых артистов либо партийных управляющих, просто говоря, блата.

Ну, нет, так нет. Кое-как пробивался без блата. А еще один товарищ, Наум Лейзер намекнул, что нужно брать платные уроки у преподавателя Зильбермана, который тоже проталкивает собственных учеников. Таковых средств у моих родителей, естественно, не было. Ну, что поделаешь? Но, все-же, на кое-на-какие конкурсы я просачивался и занимал призовые места.

Так как в училище я пел в хоре, то и в вузе записался в Академический хор. Пришлось, правда, пройти вступительный экзамен. Кратко расскажу о подготовке хористов. В работе над новеньким произведением было несколько этапов: - ознакомление получение первой инфы о новеньком сочинении и освоение нотного текста ; - впевание рабочий шаг. Основная задачка — достижение исполнительской свободы, осмысленности и выразительности пения каждого участника коллектива. Приемы, используемые на данном этапе: пение с закрытым ртом, пение некий части произведения на один слог; - пропевание в замедленном темпе.

Медленный темп дает певцам больше времени для вслушивания в то либо другое звучание для его контроля и анализа. Предпосылка деяния этого приема та же, что и при пропевании в замедленном темпе. Но благодаря тому, что он дает возможность сконцентрировать внимание на отдельной интонации, аккорде, его эффективность выше; - ритмическое дробление. Это метод условного ритмического дробления больших длительностей на наиболее маленькие, что ведет к появлению у артистов хора чувства неизменной ритмической пульсации.

Действенным приемом преодоления такового рода проблем является проговаривание литературного текста на одном звуке; - исполнительский способность певцов хора придать процессу звуковой материализации нотного текста цельность, завершенность и уверительность.

Основной формой работы на этом шаге была сводная репетиция. В работе над сложными в техническом отношении местами полезно обращаться к упражнениям, построенным как на материале разучиваемого произведения, так и не связанным с ним. В то время в постановках хора воспринимал роль доктор Александр Александрович Юрлов, народный артист. Роль в хоре, кстати, мне в предстоящем посодействовало.

Еще Юрлов незначительно посодействовал мне в постановке голоса. С третьего курса я стал играться в нашем симфоническом оркестре. Управлял им Олег Михайлович Огарков. Оркестр учебный, то есть участники являлись студентами Гнесинки. За год подготавливается три программы.

Традиционно исполняли произведения Чайковского, Римского-Корсакова, Бетховена. Выступали в Большом зале столичной консерватории, в музее Москвы. Оркестр Гнесинского института. Запомнилась мне также работа с нашим оркестром Арама Хачатуряна. Естественно, вальс из «Маскарада». Исполняли его концерт-рапсодию для скрипки с оркестром, где я на репетициях пробовался солировать.

Еще один концерт-рапсодия для фортепиано с оркестром мне запомнился тем, что солисткой была моя будущая супруга Светлана. На этих репетициях мы познакомились и скоро поженились. Она была из музыкально-писательской семьи: отец — писатель Одуев Николай Альфредович, мама - пианистка, концертмейстер Столичной филармонии Вера Исааковна Кельман.

Свадьба была в «Метелице» на Новеньком Арбате. Жили мы в основном у родителей супруги, в трехкомнатной квартире на Кутузовском. А дача у их тоже была в Абрамцево в квартале, который именуется «Поселок композиторов», на улице Чайковского. Рядом был дом композитора Яремухина.

Технарь: - Супруга моя была в школьные годы влюблена в отпрыска этого Яремухина. Музыкант: - Да, я тоже был знаком с ним. Ваня, Иван Михайлович. Это как наш отец Иван Михайлович Уханов. У этого Вани было много поклонниц. Вообщем, и наш отец тоже воспользовался фуррором у дам. Любопытно, что я тоже занимался приведением в порядок дачи родителей супруги.

Писатели, композиторы… Они плохо разбираются в строй работах. Я тоже от этого был далек, но пришлось освоить профессии кровельщика, каменщика, маляра. И сиим заслужил их уважение. Теща посодействовала дочери опосля окончания учебы пристроиться в оркестр Столичной филармонии. А мне предстояла служба в армии. Дело в том, что я, в отличие от вас, ребята, не ездил в Коктебель в конце х годов и не заработал там язву.

В связи с сиим, призывная комиссия признала меня годным к службе в армии. И опосля окончания Гнесинки мне нужно было идти под ружье. И здесь отыграло мое роль в хоре. Я пошел не в стройбат, а в ансамбль песни и пляски Русской армии имени Александрова. Еще на четвертом курсе я прогуливался на прослушивание в ансамбль, и услышал благосклонный отзыв.

Да и доктор Юрлов Александр Александрович замолвил слово. Еще колоритное воспоминание. В конце второго курса на 9 мая собрались у Светланы, на Кутузовском. Было человек 10 и, в том числе, Наташа Катышева. К тому времени она получила прозвище «Эльза» либо «Изольда» пани Изольда из кабачка «12 стульев». Так её именовал Саша Мучеренко опосля того, как она в опьяненном виде игралась в волейбол в летнем лагере. Всё было чинно-благородно: мало выпивали, игрались в «бутылочку», танцевали.

Но, в итоге Эльза напилась что именуется «до беспамятства». Мы, естественно, зная уже о склонности девушки к выпивке, должны были проконтролировать процесс, но, увы… Как-то её поставили на ноги, но возникла неувязка — довезти её до дома. Одну её отпускать было нельзя. Жила она в Жуковском, это по Казанской дороге, приблизительно час езды.

Было около 10 часов вечера. Нас с Юрой Синицыным отрядили сопровождать Эльзу. Доехали до Жуковского станция «Отдых около полдвенадцатого. Проехали на автобусе до подходящей остановки, где нас встречала Эльзина мать. Я задумывался, что нас поблагодарят, но этого не было, что меня сначала сильно удивило. Правда, здраво рассуждая, какая может быть благодарность?

Два парня привозят опьяненную дочку, напоили кое-где, ещё непонятно, что там с ней сделали? Так что отлично ещё, что не побили… Возвратившись на станцию, мы узнали, что больше до утра электричек в Москву не будет. Юра предложил пойти вдоль дороги к Москве две остановки до Быково, и там, в аэропорту, взять такси. Стал накрапывать дождь. За нами увязалась какая-то тётка, попавшая в аналогичную ситуацию.

Дорога слабо освещена. Одной идти страшновато. Дошли до аэропорта, взяли такси, «Волга», универсал. Кое-где уже в Москве, в каком-то новеньком районе, вроде, Выхино нас останавливает группа горячих юных людей и чрезвычайно просит по-человечески — не по-бандитски уступить им машинку, чтоб отвезти оркестр со женитьбы.

Обещают нас приласкать и обогреть. Мы вылезли, нас отвели в квартиру, битком забитую народом. Усадили за стол как почётных гостей, рядом с новобрачными. Запомнилось, что это была трёшка, и длиннющий стол был размещен в 2-ух комнатах, насквозь пронизывая дверь. Я лицезрел окно на противоположной стенке дома. Основной на свадьбе произнес, что мы прибыли «с корабля на бал», на что Юра возразил, что мы приехали «с бала на бал».

Под утро появилось чувство, что мы уже отсюда не выберемся. Юра вспоминает, что жених приревновал его к жене. Назревал скандал. Нужно было уходить. Кое-как мы оттуда убежали, изловили такси. Так как средств у нас уже не было, то поехали поначалу ко мне домой, на Пятницкую.

Мать была в страхе. Тогда сотовых телефонов не было, и предупредить о таком приключении я никак не мог. Но всё сошло мне с рук. Дал Юре средства, и он уехал. Юра убеждает, что мы возвратились уже днём, в 12 часов. И, вообщем, он лучше меня запомнил эту историю. Неуж-то я тогда тоже напился? Вот так! Невзирая на то, что я всю жизнь играл на скрипке в оркестрах, исполнял какие-то музыкальные произведения, есть несколько вещей, которые для меня являются Великими, которые я могу слушать до слез.

В молодости я прогуливался в зал Чайковского, на балкон в 1-ый ряд, клал руки на парапет, закрывал глаза и слушал. Зал Консерватории я не люблю, там все посиживают, как истуканы и светло. А на балконе зала Чайковского мрачно. А дома я ставил на проигрыватель подходящую пластинку и тоже слушал, положив руки на стол и закрыв глаза.

Что же это за Великая Музыка? У меня в телефоне она есть. Эта вещь написана для молодого виртуоза, и в ней содержится жизнь человека. Вот послушайте. Поначалу как бы младенчество, самые молодые годы… Позже юность с ее дерзаниями, порывами… Вот уже годы свершений, годы побед… Но вот и поражения… Успокоение достигнутым, зрелость… Но наступает прилив энергии, новейшие порывы, правда, не чрезвычайно удачные… Окончательный слом и погибель. Когда я слушаю это, то мне кажется, что это я играю на скрипке, что это я виртуоз, для которого Сен Санс написал это.

Это органная музыка. Она как-то сходу захватывает, конфискует тебя… и не отпускает до конца первой части — Токкаты… А фуга — это уже некоторое упражнение для органа и на данной части я поднимал голову. И потому у меня запись обрывается. Но 1-ая часть — это шедевр. Традиционно я прогуливался на концерты Гарри Гродберга. Это я уже слушал лишь с пластинки, так как это большой оркестр, традиционно исполняли это в Консерватории.

Тут я для вас даю запись с Мацуевым… Сначала равномерно наращивается звук рояля, и мы как бы выходим на обширное российское поле… Это захватывает, заполняет всю душу и не отпускает… Но вот уже полуденный зной, наступает расслабление… Это образ РОДИНЫ! Где ощущаешь каждый цветочек, каждую травинку… А вот, как как будто, возникают тучи, приближается гроза… Уже 1-ые капельки… Это уже вся мощь Рф, весь люд идет на бой… И эти аккорды… Тут постоянно слезы на глазах… И снова умиротворение, победа… - Бетховен «Лунная соната», 1-ая часть.

Великолепно просто, но как берет за душу… Ты просто растворяешься в данной нам музыке… Это некий сон, красивое видение… Я много раз слушал и в зале Чайковского на балконе, и пластинку. Моя супруга, пианистка, нередко игралась ее для меня.

Но кажется, что я сам сыграл бы эту вещь, так она обычная по технике выполнения. Начинается тоже как бы исподволь, в кое-чем даже похоже на Лунную сонату, хотя правильнее было бы огласить, наоборот… Нарастая, вступает хор, и ты уже весь в музыке… Чрезвычайно маленькая вещь, но как захватывает! Тоже кратко, но сколько силы… Невольно охото встать и кружиться, кружиться, кружиться… Маленькая как бы пауза в этом круженьи, перевести дух… И снова удивительный вальс… Лишь четыре минутки.

Недаром почти все фигуристы исполняли «Маскарад» на соревнованиях и показательных выступлениях. Самый запоминающийся — Пахомова и Горшков. Но я вспоминаю спектакль театра Моссовета, где дирижер выступал над оркестровой ямой, и его дирижирование придавало драме Лермонтова некий доп трагизм. Начинает виолончель, задающая основную мелодию… Глас Шаляпина, пробивающийся через шипение старенькой пластинки, заполняет слушателя… Кажется, что ты сам растерял молодость и возлюбленного человека… Российский текст написан по заказу самого Шаляпина, и потому в Вебе эта вещь имеет подзаголовок «Old Russian Romance».

Это малая вещь, меньше 3-х минут, но как она мне врезалась в сердечко. Тут я для вас даю в выполнении Атлантова. А это произведение я в молодости не слушал, так как оно еще не дошло до нашей страны. В первый раз для меня оно прозвучало в програмке танцоров Бестемьяновой и Букина в году, а к нам «Адажио» пришло с певицей Ларой Фабиан, мне кажется, что это было на концерте Игоря Крутого.

И эта мелодия стала для меня великой. Редактор: - Ну ты нам задал концерт. У тебя и минусовки есть? А ты еще и поешь, и стихи сочиняешь? Музыкант: - Да, и даже выступаю перед публикой. Но о этом я расскажу позднее, когда дойдем до этого времени. А минусовки я стал собирать лет 15 назад, когда завел 1-ый комп и стал доступен Веб. Начал собирать тексты и музыку возлюбленных песен.

На данный момент набралось уже порядка штук. Технарь: - Ну, ты даешь! Я постоянно тоже желал петь. В застольях, с родственниками постоянно пели, и я подтягивал по мере способности. Но сейчас мой черед говорить о учебе в вузе. В отличие от вас, братья, я обучался и выучился на инженера-физика, что не подразумевало какое-то творчество. Фантазия не оставляла меня всю жизнь, но в процессе обучения нужны были до этого всего память и логическое мышление.

С памятью у меня был большой опыт учебы в техникуме, где для получения хороших оценок приходилось почти все зазубривать. И сначала юная зрительная память торжествовала. А на втором семестре, на физике я сорвался. Нет, это не был неуд, либо тройка. Кажется, четвёрка. Но на одном вопросце зрительная память меня подвела — я не сумел вспомнить, что написано на подходящей страничке учебника.

В итоге я сообразил, что нужно запоминать не текст, а логику получения результатов. И это мне позже доставляло даже наслаждение. Но 1-ое запомнившееся событие из учебы в МИФИ — вечер первокурсника. Это была традиция, наверняка, хоть какого Университета — проводить в осеннюю пору вечер первокурсника. В каких-либо институтах уже съездили на картошку, начались занятия, никаких ещё зачётов нет — 1-ые лекции, семинары, лабораторные.

Люди знакомятся друг с другом, с педагогами, порядками в общежитии. Из первокурсников пока не выбили гордость по поводу поступления в престижный Университет через большой конкурс, они прогуливаются королями.

И здесь, как раз, и нужно провести некоторое расслабляющее мероприятие. А у вас был таковой вечер? Редактор: - Было какое-то собрание, поздравления. А отмечали мы уже компаниями вне дома Герцена. Музыкант: - У нас было посвящение в студенты. Поздравления управления и танцы.

В том самом, где Киса Воробьянинов рыдал о крайнем, двенадцатом стуле. Помню этот не чрезвычайно большой зал, амфитеатром уходивший ввысь. Много людей. Кто-то из управления выступал, наверняка, ректор. Может быть, кто-то пел и танцевал на сцене. Но что говорили, пели и танцевали, я не помню полностью. Запомнились танцы либо, как на данный момент произнесли бы, дискотека. В м году такового наименования ещё не было. Оно, как и профессия «диск-жокей», возникло в х совместно со стилем «диско», Бонни-М и т.

А тогда были пляски на втором этаже, в полутёмном зале с низким потолком. Зал в ЦДКЖ. И был ШЕЙК! Твист с его относительно плавными горизонтальными движениями бёдрами остался в школе. В осеннюю пору года был шейк. Из самого наименования ясно, что это тряска. Все трясли всем, чем могли: руками, ногами, головой. Зал метров 15 на 30, кое-где там, далековато играет некий ансамбль, а может, просто запущена запись.

Народу — битком. И все трясутся в шее. Вся масса колеблется вверх-вниз с большой амплитудой. И на данный момент я думаю, как же тогда не провалился пол, и все мы не упали на 1-ый этаж? Но нет! Не провалились. Сооружение, построенное на сокровища мадам Петуховой, выдержало! Не знаю, сохранился ли этот зал помнится, что была достаточно долгая реконструкция ЦДКЖ , и танцуют ли там современные первокурсники? В то время у неких зловредных лекторов к тому же читавших не чрезвычайно полезные лекции появилось какое-то плохое желание: требовать на экзамене конспект прочитанных ими лекций, а у неких студентов — не плохое желание гораздо меньше ходить на эти лекции, посвящая свободное время развитию себя как личности в остальных областях познаний и культуры.

Эти две тенденции родили идею скооперироваться и одному из кооператоров ходить к одному лектору, другому — ко второму, третьему — к третьему, а четвёртому — к четвёртому лектору. Были куплены особые утолщённые тетради и стопка копировальной бумаги. Старались садиться на лекциях не чрезвычайно близко к лектору, чтоб тот не увидел шелест копирок. Правда, некие дотошные лекторы плохо принимали подкопирные записи, и приходилось их потом обводить ручкой. Но, ведь всё равно, лекции нужно было прочитать перед экзаменом хоть один раз!

Неувязка была в том, что не у всех кооператоров почерк был каллиграфическим, и бывало тяжело осознать, что же записал «дежурный по лектору». Потому в конце семестра, незадолго до «сдачи познаний на вечное хранение» мы встречались вчетвером кое-где за круглым столом как на данный момент помню — у Юры Воротникова, на Преображенке и сообща разбирались в каракулях. В ваших университетах, как я сообразил из ваших рассказов, такового понятия не было.

Так как к тому времени мы с Ксаной уже серьёзно занимались танцами на льду, то решили и в стройотряд поехать вкупе. В Сибирь как-то не хотелось. Видимо, предчувствовали, что придётся туда ездить практически 20 лет в командировки. А здесь как раз объявили набор в отряд на стройку мифического спортивно-оздоровительного лагеря СОЛ «Волга». Ксана уже была в этом лагере опосля первого курса. Тогда там жили на старенькых пароходах, поставленных на прикол. Жильё это было чрезвычайно пожароопасным и, вообщем, там было не много места.

Но я на это не направлял внимания. Редактор: - Прогуливались пешком в лягушачью и сердоликовую бухты, на Кара-Даг. С родителями ездили в Старенькый Крым, в Феодосию. Кстати, при поездке в Старенькый Крым, помню, когда пришлось достаточно долго идти по жаре, отец сказал: «Довольно с меня ваших морей и гор — я желаю домой!

Сергей Викторович — школьный друг отца. Супруга Ольга Викторовна и дочь Ира, на год меня старше. Тоже запомнилось, как в один прекрасный момент в начале купания Мусаков нырнул и долго не выныривал его призывали во флот. И его супруга бросилась в воду с кликом «Сережа! Редактор: - Но в м году нас уже выслали в Крым не на три месяца, а лишь на один.

Поначалу была со мной мать. Позже с папой мы поехали в Ригу недельки на две. Там жили в городке на некий съемной квартире и ездили на рижское взморье на электричке. Там была чрезвычайно прохладная вода. И потому мы стали ездить в парк и купаться в каком-то озере. А позже мы поехали с папой в Тарусу, где была крупная компания наших родственников: дядя Вадим Котапов и тетя Нина, дядя Боря Калинин и тетя Надя и несколько деток.

Приезжала Ирина Калинина с женихом. Там отец сломал руку, и мы прожили там весь август. Была дождливая погода и чрезвычайно много грибов. С дядей Вадимом Котаповым бывшим игроком футбольного клуба «Металлург» и сборной Москвы игрались на лужайке в футбол. Катаясь на дядиборином велике, я его сломал. И с тех пор зарекся кататься на чужих машинках. Технарь: - А еще туда приезжали отпрыск артиста Качалова и певец Огромного театра Петров.

Это было крайнее лето нашего юношества. В последующем году мы заканчивали 8-милетку, и нужно было определяться с предстоящим обучением. Музыкант: - А я продолжал учение в Гнесинке, так как она была средней школой. В 61 году было несколько конкурсов, и, невзирая на то, что там были все «свои», я выступил очень достойно. Даже на одном одолел.

Технарь: - В школе успехи к окончанию улучшились, и равномерно я стал так именуемым «хорошистом». Так мне произнес как-то учитель химии: «Не отличник, но хорошист». То есть по четким наукам я себя ощущал уверенно. Перед поступлением в техникум и в другую школу мы прошли курс в логопедической поликлинике в гостином дворе на улице Разина для устранения картавления. Сначала попросили прочитать с буковкой «р», у нас вышло, и весь курс состоял в том, что мы приходили и читали вслух хрестоматию по литературе.

А картавили ранее, типо, из-за неверного прикуса. Редактор: - Но и по гуманитарным, в частности, по литературе меня хвалила учительница за сочинения. Потому был выбор: идти в техникум, либо в одиннадцатилетку. Мы подали документы и туда, и туда. Ордынка, Технарь: - В Столичный техникум автоматики и телемеханики, находившийся неподалеку от дома, на Ордынке, я подал свидетельство о окончании школы.

Там были экзамены, при этом, в 61 году был двойной выпуск из неполных средннх школ: из 7 класса и из 8-го. Дело в том, что Хрущев, как понятно, устроил реформу школы: заместо летнего ввел одиннадцатилетнее среднее образование, и заместо неполной 7-летки — 8-летку.

И вышло, что в 61 году «выпустились» и восьмые, и седьмые классы. То есть конкурс в техникум был большой. Но я прошел, сдав не на все пятерки, но довольно. Это напротив Кремля, рядом с английским посольством. И меня туда тоже приняли. Естественно, встал вопрос: куда идти? Технарь: - Предки настаивали на том, чтоб идти в техникум. Аргументация была такая: ежели Лешка пойдет в школу, то закончит 11 классов, в институт не поступит и загремит в армию.

Придет из армии неучем. А опосля техникума у него будет специальность. И я пошел в техникум. Как в предстоящем оказалось, эта мысль с армией была бредовой. Но это стало ясно лишь поближе к окончанию. Школа на Софийской набережной. Редактор: - А я, презрев мировоззрение родителей, пошел в школу.

Вообщем, мысль, что опосля школы я не попаду в институт, основывалась на том, что я хилый и неспособный. Не то, что Роман, который, невзирая на то, что в молодости болел костным туберкулезом, закончил искрометно школу, МЭИ, стал заниматься наукой, перевел книжку с французского это в особенности ценилось — освоил французский язык! В общем, для их он был звездой. А Лешка — ну, жив, и слава Богу.

Технарь: - И я всей собственной следующей жизнью пробовал доказать, что я не ужаснее, а лучше Романа! Редактор: - У меня такового не было. Может быть, я пробовал сравниться с папой, который всю жизнь писал стихи, рассказы. Правда, никогда не публиковался, но обожал читать гостям.

Технарь: - Потому у меня к стихам было в молодости такое отношение, что это просто и несерьезно. Редактор: - А я ощущал в для себя возможности к литературному творчеству, нравилось выдумывать какие-то сюжеты. Много читал, обожал Лермонтова. Музыкант: - А понимаете, что эти же гены и у меня были: со временем мне захотелось не лишь исполнять музыку, но и писать песни, при этом со своими стихами.

Позднее я для вас спою что-нибудь. Но у меня со особым образованием было все ясно: опосля 7 лет школы — гнесинское училице. Срок обучения 3 года 10 месяцев, считай 4 года. Так что я заканчивал в 64 году. Кстати, при переходе в училище мне была куплена реальная, взрослая скрипка. Технарь: - Таковым вот образом мы совсем «рас-троИлись». И далее уже наши жизни пойдут по-разному.

Предлагаю по этому случаю выпить… чаю. Глава 2. Редактор: - Так как я ранее Технаря поступил в институт и тем самым определился со своим будущим, то я, пожалуй, начну. Естественно, ведь рядом английское посольство.

А еще рядом — именитый дом на набережной, откуда было много учеников. Так что люд там был суровый. В британском я был не чрезвычайно, но пришлось налегать. Мне, правда, больше нравилось писать сочинения. Тогда в Новеньком мире публиковался Солженицын. И я написал о «Одном дне Ивана Денисовича». Я его там ассоциировал с «Записками из мертвого дома». При этом, Достоевский мне больше нравился.

Но, тем не наименее, сочинение мое было встречено с энтузиазмом. Даже подавали на некий конкурс, но призов не получил. Тогда Солженицын был в мэйнстриме. Написал еще несколько опусов про российских писателей 19 века и послал на конкурс в Филологический факультет МГУ. Был замечен. Технарь: - Мы, из техникума в один из дней 8 марта были в твоей школе, и, кажется, я лицезрел на щите твое сочинение про «Один день».

Редактор: - Но побеседуем о первых увлечениях. Я в то время мало подкачался и смотрелся симпатично. Так что заморочек с вниманием женщин не было. Могло смущать то, что я не был из высшего общества. Но ведь я не предлагал никому руку и сердечко, а просто ухаживал. В памяти сохранилась лишь одна прекрасная женщина Елена из семьи дипломатов.

У нас был вторым языком французский. И я ей написал простые стихи: Je dois apprendre le francais, Pour que encrire une poesie — Cela peut-etre le traverse A votre coeur, de mon blesse. По-русски это звучит так: Разучить французский язык, Написать стихи по-французски, Чтобы выяснила ты, как по-русски Я люблю тебя в этот миг.

Ну и там еще что-то было, не помню. Лобзались, гуляли по весенней Москве. Но в гости я к ней не прогуливался. А приглашать ее в нашу коммуналку я не решался. Технарь: - А мне было не до гулянок. То есть нужно было зубрить, зубрить и зубрить. Как мне произнес Сергей Викторович Мусаков «надо жать на все педали». И я надавливал. Было, правда, маленькое увлечение: женщина Оля. Жила у ВДНХ. Провожал ее несколько раз до дома.

Прямого метро тогда от Новокузнецкой не было, ездили с 2-мя пересадками. Но поцелуев, вроде бы, не было. Музыкант: - А у меня все было чрезвычайно даже романтично. Пианистка Света была тоже не из известной семьи. Вроде меня. В 63 году мы выезжали в летнюю пору с концертами в Ленинград. Белоснежные ночи, прогулки, поцелуи. Был даже момент, когда в общежитии хорового училища, где мы жили, я чуток было не овладел ей. Но она наотрез отказалась.

А я был не таковой уж любовник, чтоб настоять. Много позднее я прочел у Сэлинджера, что основной герой не мог настаивать, когда женщина говорила «нет». Так и я. А позже она познакомилась с Колей Толобовым и увлеклась им. Я страшно ревновал. Дошло чуток не до драки, но Коля произнес, что наша дружба не стоит легкомысленной девчонки. Мы возвратились в Москву, и любовь длилась.

Мы даже познакомились с родителями и заявили, что опосля окончания школы поженимся. И мои, и ее предки были против. Это лишь еще больше разожгло нашу страсть. Но до окончания оставался год. У нас ведь была десятилетка. Подготовка к выпускным экзаменам у нас они различные , всякие просмотры, конкурсы. На этих мероприятиях она познакомилась с каким-то начинающим, выдающимся пианистом. Он был старше ее на 5 лет. И все. Она вышла за него замуж через два года.

Но они скоро развелись, и далее я ее судьбу не знаю. Я тогда уж закончу про продолжение учебы. Выбирать меж консерваторией и Гнесинским институтом не приходилось — лишь Гнесинка! В консерваторию мне слабо. На скрипке я к тому времени насобачился здорово, и по общеобразовательным предметам у меня было все непревзойденно. Так что вступительные я прошел без утрат.

И у меня было еще приблизительно две недельки на отдых. Мне было 18 лет, и до окончания института в то время в армию не брали. Редактор: - А я в 64 году решил поступать в Литературный институт. Записался в поэтический кружок при дворце пионеров на Незапятнанных прудах. Управляющим у нас был поэт Антокольский. Тот, который «открыл» Ахмадулину. Это было время взрывного увлечения поэзией. Были поэтические вечера в Политехническом музее. И я прогуливался туда. Технарь: - А я прогуливался в библиотеку Политехнического музея, где поначалу читал «Мастера и Маргариту», а через год мы с моим другом Ревиным писали дипломные работы в техникуме.

Редактор: - Я еще прогуливался на предварительные курсы при литинституте. Там еще были конкурсы, и я воспринимал роль. За одно стихотворение «Кони» даже получил приз. Стихи стучат во мне, Как кровь в висках стучит. На обезумевшем жеребце Мой век вперед летит.

Весь в мыле жеребец шальной, Все почаще звон копыт. Я знаю — подо мной Он скоро захрипит, И здесь же свалится, - Но вмиг скакун иной Умчит меня вперед По звонкой мостовой. Мгновения-огни В один сметет огонь. Через кварталы-дни Помчится свежайший жеребец. И годы-города, Как в детстве дни, мелькнут. А жеребцы никогда В пути не отдохнут.

Ведь каждый жеребец — не конь! При поступлении абитуриенты сдают экзамены по русскому языку и литературе, проходят творческий конкурс и собеседование, пишут литературный этюд. Я написал этюд на тему: «Вечер в Политехническом музее». Оттепель заканчивалась, но я, как говорится, вскочил в крайний вагон. Так что приняли меня. Технарь: - А мне до вступительных в университет было еще далековато. 3-х летняя школьная программа в техникуме была сокращена до полутора лет.

Позже отправь особые дисциплины. Всякие «электротехники», «электрические машины», «системы автоматического управления». Была даже «технология металлов» - это остатки от программы металлургического техникума. Наш курс был первым, который набирали на автоматику. И, кстати, эта разработка металлов была, пожалуй, самым впечатляющим предметом. Педагог водил нас на «Серп и молот», где мы лицезрели вживую разлив стали и прокатный стан, на «Красный пролетарий», где делали токарные станки.

На одном из таковых станков «ДИП» догнать и перегнать я работал на производственной практике у нас в техникуме. Еще работал на фрезерном, строгальном. А еще была радиомонтажная практика, где запомнилось одно иезуитское задание: нужно было облудить зачистить и покрыть оловом 10 медных двухмиллиметровых проводов, позже их спаять в сетку да так, чтоб на перекрестьях не было утолщений и все прочно держалось. Чрезвычайно тяжело.

А на четвертом курсе мы, вообщем, работали на производстве, а обучались вечерком. То есть было уже практически распределение по организациям. Нашей группой управлял капитан, а другие были все штатские. В примыкающем отделе, кстати, работала Ирина Калинина, что вышло совсем случаем. Этот год был, в целом, беззаботным, я в обед прогуливался играться в футбол на площадке, которая была на местности. Меня увидели и пригласили в команду нашей организации в чемпионате района.

Там кто-то захворал, и им нужно было выставить полный состав. Выпустили на поле, я попробовал что-то изобразить, но мне произнесли, чтоб я постоял поближе к краю и не мешал. Оказалось, что на реальном футбольном поле, даже чтоб дать пас, нужно бить изо всех сил, в отличие от игры на малеханькой площадки. Так наша команда стала фаворитом, и у меня есть соответственное фото, где я стою в центре команды.

Так вот, год был бы беззаботным, ежели не считать прохождения призывной мед комиссии в военкомате. Тут-то передо мной и стала во всем собственном идиотизме родительская мысль «окончить техникум и получить специальность, а не загреметь в армию».

Дело в том, что сходу опосля окончания техникума и получения диплома я, как поступивший опосля 8 классов, должен был непременно идти в армию ребят так и забрали 3 января 66 года. Меня от этого «спасло» то, что была найдена язва двенадцатиперстной кишки, при этом, зарубцевавшаяся. С таковым недостатком тогда в армию не брали на данный момент бы — за милую душу.

Эту язву я, быстрее всего, заработал в коктебельской чайной. Неувязка была в том, что школьная программа была закончена два с половиной года назад, то есть все было позабыто. Всё было брошено на подготовку. Всё свободное время. Перерывы на обед. Вечера, выходные и празднички. Внаглую брал бюллетени. У нас в поликлинике при измерении температуры давали градусник и сажали в темноватом коридоре.

И я подбивал для себя подходящую цифру. Участковая врачиха, выдавая мне четвёртый либо 5-ый больничный, сказала: «Больше бюллетень не дам». И тогда я организовал для себя травму и пошёл к доктору. Лежал в больнице по поводу операции ликвидации искривления перегородки в носу. Соседи по палате были в шоке. И везде решал задачки по арифметике и физике. Несколько задачников были проработаны от начала до конца. В памяти остался лишь один создатель — Козел по физике.

Умопомрачительно, но на работе я тоже не был на нехорошем счету. Запомнилось, что даже начальник нашей группы провозгласил меня Основным инженером проекта ГИП по проекту системы автоматики для санузла командного пт полка. Поближе к лету мать отыскала мне 2-ух репетиторов — для контроля готовности. Давай, ты там подойдёшь». Его слова оказались пророческими.

Да, ещё я записался на какие-то предварительные курсы, чтоб «освежить» свои смутные представления о химии в техникуме-то её тоже проходили очень поверхностно. Сочинение — на вольную тему, надеялся на то, что в восьмом классе школы меня хвалили. Да, еще мать отыскала какого-то знакомого в военкомате, и мне заменили белоснежный билет на приписное свидетельство, которое мне, типо, оставили. Итак, 13 июня, как на данный момент помню, был пн, я пришёл в приёмную комиссию МИФИ. Кажется, я был единственным в тот день — школьники ещё сдавали выпускные экзамены.

Подал документы, естественно, на факультет «А». Попал на 1-ый поток. И вот, когда нужно было писать арифметику, я вправду, захворал. С температурой. И попал на 2-ой поток. На письменной арифметике было порядка 6 задач.

В том числе, задачка на составление уравнений. Про землекопов. У меня вышло 3 с четвертью землекопа. Как в том древнем анекдоте: «Вошли два с «четвертью» студента» четверть — это крупная бутыль. Часа три давалось на экзамен, из их я часа полтора бился с данной задачей. В итоге написал, что не могу отыскать ошибку, и сдался.

Дома, естественно, я ошибку нашёл, но тройку за это получил. Слава Богу, главные устные экзамены сдал на 5, химию, кажется, на 4, а сочинение писал на вольную тему лозунгами, за что получил трояк, как не раскрывший тему. Конкурс в 66 году был чокнутый - 13 человек на место. Дело в том, что в этом году был двойной выпуск из школы: из 11 класса хрущевского и го брежневского, отменившего идиотскую школьную реформу.

То есть в техникум я поступал с двойным выпуском и в МИФИ — тоже с двойным. Глава 3. Учеба в вузе. Редактор: - Я решил поступать и поступил в Литинститут думая, что тут готовят писателей. Правда, когда подавал документы, то таковой специальности, как «Писатель», в списке не было.

Потому избрал более близкую - «Литературный работник». Как мне объяснил один из абитуриентов, «писатель — это не специальность, а призвание, талант». Так что я смирился с сиим фактом. Позже я сообразил, что для того, чтоб быть писателем, нужно не просто желание что-то придумывать, но и нужно просто много знать, иметь необъятные познания.

И Литинститут это давал. Вот, к примеру, история Рф. В школе был упор на тяжелое положение фермеров, а тут ведали, в основном о культурных действиях. И еще история философии, история искусства. Теория стиха, прозы и драмы. У меня в голове опосля этих лекций рождались какие-то сюжеты.

Помню, была мысль написать роман из жизни старой Руси о времени крещения. Там были войны, и можно было нафантазировать романтические истории. Меня также чрезвычайно интересовала история строения Лита. Тогда Веба не было, и информацию приходилось добывать в библиотеках.

Это был так именуемый «дом Герцена» — тут в году Александр Герцен родился и жил полгода. В здании было много скрытых мест, которые вызывали ассоциации с его обладателями. Опосля революции тут повсевременно собирались разные компании литераторов. И, в конце концов, по указанию Горьковатого в году был организован Литературный институт.

Литературный институт. Но в то время я повсевременно писал стихи. Каждый день. Сначала — на отвлеченные, исторические темы. К примеру, Качнулся колокол слегка, Как долго он молчал? Соседа кромка так близка — Ее он не достал. Но через место и века Когда-то, в конце концов, Сведет всего одна строчка Колокола сердец!

Но, скоро возникли влюбленности. И я стал писать раз в день по несколько штук. При этом, нередко любовь возникала из стихов. Я даже один раз сознался той, которую любил: Тебя люблю я и стихи пишу, И что поначалу, что позже — не знаю: То ли любовь в стихах я сочиняю, То ли в любви поэзию ищу. Поводов для любви было много — посреди студентов было еще больше женщин, чем мальчишек.

Не могу огласить, сколько у меня было романов. Но большая часть моих влюбленностей было без ответа. Может быть, от того, что я почти все «держал в себе» и выплескивал не в горячие признания, а на бумагу. А дамы, как понятно, обожают не очами, а ушами.

А может быть, я уже тогда ощущал, что для меня творчество важнее любви? Я посещал творческие семинары, где читал некие свои стихи. Запомнились руководители Николай Воронин и Василий Субботин. Восторгов не было, но и не ругали. Сделал выборку и отнес их в несколько журналов.

Напечатали лишь одно на какую-то актуальную тему в журнальчике «Дружба народов». А те, которые я считал наилучшими, отфутболивали. Но я не оставлял попыток публикации все время обучения. Писал недлинные рассказы. Один из их — восторженный опус про деревню Кудыкина Гора неподалеку от Орехово-Зуево, куда я ездил в летнюю пору 65 года — выпустили в 67 году в сборнике произведений юных писателей в издательстве «Советский писатель» через Субботина.

Учеба шла собственной чередой, более-менее удачно. Крайние два года я увлекся литературным переводом. Все-же, я закончил школу с углубленным исследованием британского языка и, не считая того, обладал хорошо французским. Посещал творческий семинар Льва Озерова. Тут у меня было больше фурроров, публикации в журнальчике «Иностранная литература», благо редакция его была рядом, на Пятницкой.

Компания формировалась вокруг увлечения игрой в большой теннис. Прогуливались играться в теннисный городок Лужников. По праздничкам и дням рождения собирались в основном у Юры. Естественно же, читали и обсуждали до хрипоты свои произведения. Плохо было лишь то, что все это сопровождалось выпивкой. Как говорили понимающие люди, это является неотклонимым для продвижения писателей в среде творческой интеллигенции и публикации собственных творений. Но мой организм плохо переносил спиртное.

Был даже вариант, когда мы с Юрой поехали куда-то за город с 2-мя девицами не из нашей компании с ночевкой. Но я так напился, что всю ночь просидел в невменяемом состоянии, а они строили нужно мной палатку от дождика. Опосля этого меня стали меньше накачивать. А с Еленой у нас завязалось что-то вроде романа. Мы с ней достаточно удачно игрались в паре и поодиночке, участвовали в соревнованиях. Даже получили некий приз и 2-ой разряд. В итоге к концу обучения лишь мы и остались в теннисе, остальные охладели к игре.

Прогуливались друг к другу в гости. В 66 году в летнюю пору мы ездили на Селигер к дяде Саше. Он был страстный рыболов и жил там все лето. Оттуда мы прогуливались к верховью Волги. То есть поначалу мы переплыли на катере озеро до села Свапуще, позже шли пешком км о этом путешествии у меня сохранился стихотворный отчет.

Безделица, в стиле «Конька горбунка». Вот он у меня в смартфоне: Мы пришли к истокам Волги. Путь наш был не очень долгим. Бабочек крапивниц рой Налетал на нас иногда. Нам туристы повстречались, Ленинградцами назвались, И сказали: «Вчетвером Обошли мы всё кругом, Все озера переплыли, Все бугры избороздили И вот к Волге на поклон Мы идём сейчас пешком». Но расстались скоро мы, Ведь маршрут пройти должны Мы за два, они — за три дня.

Вот и озеро уж видно. Там Коковкино стоит, Но наш мимо путь лежит. Бывшая узкоколейка, Укажи нам путь скорей-ка! Там болота всё сплошные, Комары, как заводные Жалят нас во все места. Грязюка, ольха и темнота! Маленькой мы дали крюк — К Воронову вышли вдруг. Километра два пройдя, Мы пришли как раз туда, Где берёт начало Волга В путь протяжный собственный и длинный.

Все засняли мы на плёнку: И болотце, и избёнку, И поля, и монастырь, Сено, речку и кустики. Так мы за день наломались, Что к концу проголодались. Постучалися мы в дом — Молока нам дали в нём. Нам кровати постелили, И на их нас уложили. Но будильник в пол-шестого Поднял на ноги нас опять. Молока снова напились, И в обратный путь пустились. Волга в озеро впадает, Ниже опять вытекает. Тут кончаю собственный рассказ — Вот и Свапуще как раз! Исток Волги. Предки одобряли наш роман.

Ездили на юг, в Крым с ее родителями, в Коктебель, в 66 году. В Коктебели тогда он именовался Планерное я ведь бывал в конце х три лета. Но в поездки с родителями будущей супруги мы нередко прогуливались оттуда пешком, через горы в Старенькый Крым. Сначала меня перспектива этих походов не вдохновила, так как один раз в м году мы ездили туда. Поначалу на автобусе, позже по жаре и пыли куда-то в гору.

Затащила нас на эту поездку, кажется супруга Сергея Уткина школьного друга отца. Помню, что отец произнес тогда: «Довольно с меня ваших морей и гор. Я желаю домой». В 59 году в Древнем Крыму не считая могилы на кладбище не было ничего, что напоминало о пребывании и погибели тут Александра Грина. А в 66 году уже была мемориальная комната, устроенная его вдовой.

Не считая того, прогуливались мы через достаточно густой лес. До этого я не подразумевал, что в этом выжженом солнцем Крыму есть таковой лес. Теща Юлия прогуливалась чрезвычайно быстро и бегала взад-вперед, а тесть Алексей опосля 2-ух инфарктов передвигался медлительно. Мы шли с ним, и он нам говорил много увлекательных историй из собственной жизни.

Он был старше Юлии на 20 лет, она была его пятой супругой, не говоря уж о бессчетных романах. Старенькый Крым. В частности, во время войны в конце 42 года, на вечеринке по поводу празднования годовщины Октябрьской революции он познакомился с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Ему было 40, а ей Он пригласил Светлану на танец, сделав несколько галантных комплиментов. И тогда ощутил, что его сердечко тает. С того дня именитый режиссёр, писатель и сценарист не мог мыслить ни о ком другом, не считая умеренной девушки.

Ухаживания за дочерью Сталина проходили непросто: Аллилуева выходила на улицу лишь в сопровождении сторожей, но он не отступал. Теплер водил даму на культурные мероприятия, демонстрировал шедевры мирового синематографа. Встречи проходили целомудренно, но Сталину всё равно донесли. Теплера арестовали за антисоветскую агитацию, приговорили к 5 годам и выслали в Воркуту, где он устроился работать фотографом, так как ему разрешали покидать местность, огороженную колющейся проволокой.

Отбыв срок, он приехал в Москву, невзирая на запрет, и был опять арестован. В этот раз его выслали в Инту, и уже без поблажек он работал в шахте. Опосля погибели Сталина Теплер возвратился из лагеря и был реабилитирован. Женился в очередной раз.

Познакомился с Юлией Куниной, которая тоже была замужем и растила дочь Лену. Они боролись с эмоциями 6 лет, но в итоге поженились в 60 году. Теплер вел кинопанораму на телевидении. Еще колоритное воспоминание, связанное с родителями супруги. В 67 году мы в летнюю пору, в день строителя участвовали в праздничке поэзии в карельском городке Кондопога.

С 63 года там стали проводиться празднички поэзии. Приглашали именитых поэтов Рождественского, Евтушенко. В 67 году пригласили мою тещу, Юлию Кунину. Мы поехали вчетвером. Кондопога в переводе значит медвежий угол кондо —медведь, пога — угол. Находится на севере Онежского озера, на берегу Кондопожской губки.

В м году Кондопожский целлюлозно-бумажный комбинат ЦБК был объявлен ударной комсомольской стройкой. Туда стала съезжаться молодежь со всего Союза. Строили не лишь промышленные компании — весь город. Крупная Кондопога. Естественно, по сопоставлению с Москвой это глухая провинция.

Но люди там примечательные. Нам проявили выборку статей в местной газете, стихи местных поэтов — таковой духовный подъем, интерес. Мы прогуливался по городку. Чистота, ощущается любовь к месту, где живешь и работаешь. Провели маленькую экскурсию на целлюлозно-бумажный комбинат ЦБК. Я 1-ый раз был в цехе огромного промышленного компании. Вот ты, Технарь, говорил, как вас водили на «Серп и молот». А я до этого не представлял такое масштабное создание. Праздничек поэзии проводился на площади Мир это у одноименного кинозала.

Народу было чрезвычайно много, невзирая на облачную погоду, правда, без дождика. Открыл праздничек Председатель правления Дома культуры Павел Руденко. Он приветствовал собравшихся, поздравил не так давно награжденных строителей с правительственными заслугами.

Читал свои стихи о Кондопоге. Мне запомнилась одна строчка: «Коль нам Москва вручила Знамя, то мы на верном рубеже. Она произнесла, что лицезреет посреди участников много людей с фронтовыми орденами. Я прочитаю свое раннее стихотворение, написанное в 43 году: Я ушла из юношества в запятанную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

А в вашем городке, в данной для нас всесоюзной стройке мне вспомнилось Пахнет свежайшей землей, известкой. Деловито скрипят леса. Вновь ремесленников-подростков Слышу ломкие голоса. Увидав паренька на крыше, Помахаю рукою ему: Это детство навстречу вышло Поколению моему.

Но фронтовая молодость и на данный момент дает о для себя знать Особенный есть у нас люд, И я его полпред: Девчонки из полков и рот, Которым сегодня —Жизнь идет! Уже много лет… Пора, пожалуй, уступать Дорогу молодым… Клубится в памяти снова Воспоминаний дым Девчонка по снегу ползет С гранатами на дзот. Ах, это было так издавна Гранаты, дзоты, дым! Такое созидать только в кино Может быть молодым… Девчонкам из полков и рот Уже много —Жизнь идет!

20 два года прошло, и уже время от времени начитаются дискуссии, что это было издавна, и можно уменьшить пафос той победы. Нет, это не говорится открыто и громко, но звучит практически шепотом. Я не приемлю этого: Играли крайние акты Гремел Нюрнбергский процесс. Жалко, фюрер под занавес как-то В погибель с темного хода пролез!

И, жизнь начиная поначалу, Мы были убеждены в том, Что темная свастика стала Всего только могильным крестом. И тихо скандировал Буша Его полумертвый земляк. И жест, классный душу, Ротфронтовский сжатый кулак… Отпели победные горны, Далек Нюрнбергский процесс. И носятся слухи упрямо, Что как будто бы здравствует Борман И даже сам Гитлер воскрес! Снова за сеткой Свобода, И опять полмира в огне.

Но хмель 40 5-ого года По-прежнему бродит во мне. Эти стихи Юлии я не так давно сбросил к для себя в телефон. Потому я так уверенно их цитирую. В конце собственного выступления Юлия представила Алексея Теплера: «Он не пишет на данный момент стихи, но он Поэт с большой буковкы. Он сценарист. Довольно огласить, что из-под его пера вышли сценарии таковых кинофильмов, как «Ленин в Октябре» и «Ленин в 18 году».

Но это было издавна, еще до войны. А с прошедшего года он ведет на телевидении «Кинопанораму». Наверняка, почти все ее смотрят». И тесть чрезвычайно любопытно сказал, так, как он это умел говорить, о съемках кинофильма «Человек-амфибия», которые проходили в Крыму, неподалеку от Фороса. И кстати, упомянул, что текст песни «Эй, моряк, ты очень долго плавал» написала Юлия.

Еще были рассказы о фильмах «Полосатый рейс» и «За витриной универмага», в которых он тоже был сценаристом. Позже выступали еще рабочие, строители Кондопоги, которые читали свои стихи. Пусть они были угловаты, но чрезвычайно искренни. Праздничек длился несколько часов, до сумерек.

С нами чрезвычайно тепло прощались. А на последующее утро нас на пароходе выслали на полуостров Кижи, где в 66 году был открыт музей. Естественно, это волшебство. Это церковь Преображения Господня с ее 23 головками. И еще есть церковь с колокольней. Вы что, товарищи, не были там? Ну, это огромное упущение. Советую непременно съездить. На данный момент это относительно просто.

До Петрозаводска можно доехать из Питера на машине, а оттуда на теплоходе за 2 часа. В 67 году мы добирались до Кондопоги тоже через Петрозаводск и пароход. Так что непременно поглядите Кижи. А в Кондопогу я не советую. Боюсь, что жизнь там увядает, так как компании там работают при капитализме не чрезвычайно активно, но были сообщения о том, что там были беспорядки в августе - сентябре года, вызванные убийством 2-ух местных обитателей группой из 6 человек — выходцами из Чечни и Дагестана.

Я думаю, что это отрыжка чеченской войны, опосля которой они расползлись по всей Рф. Но в Кондопоге люд чрезвычайно сильно восстал против этих кавказцев, вплоть до того, что их срочно эвакуировали оттуда. И было длительное судебное разбирательство, и почти всех посадили. Правда, празднички поэзии проводятся часто. Не так давно был й. Ну, да хорошо. В заключение я скажу, что в течение учебы да и опосля окончания помогал в ремонте дачи родителей супруги в Абрамцево, в так именуемом поселке Писателей, на улице Жуковского.

На 5-ом курсе мы с Еленой поженились. Свадьба была в «Праге». Опосля защиты дипломной работы я совсем перебежал на специальность «Художественный перевод» служба в армии мне не светила, так как я ведь, как и Технарь, тоже ездил в Коктебель и заработал язву, что было выявлено также на призывной комиссии. Вот так я получил высшее образование. А как было у вас, ребята? Музыкант: - Обучение в музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных не достаточно различалось от предшествующего обучения в училище: те же практические занятия в форме репетиций и творческих выступлений.

Роль в студенческом симфоническом оркестре и концертах. Возрос размер общеобразовательных предметов по философии, истории Рф и всеобщей истории, по британскому. По теории музыки запомнилась Гуляницкая. На лекции приглашали иногда узнаваемых деятелей культуры. А практическими занятиями у нас управлял Ярослав Павлович Алексеев — хороший скрипач. Он мне поновой поставил левую руку, и я сильно прибавил в мастерстве. Но у меня стали возникать какие-то препятствия при допуске на конкурсы.

То есть меня стали «задвигать». Друг по группе Юра Синицын произнес мне по секрету, что это происходит от того, что у меня нет протеже узнаваемых артистов либо партийных управляющих, просто говоря, блата. Ну, нет, так нет. Кое-как пробивался без блата. А еще один товарищ, Наум Лейзер намекнул, что нужно брать платные уроки у преподавателя Зильбермана, который тоже проталкивает собственных учеников.

Таковых средств у моих родителей, естественно, не было. Ну, что поделаешь? Но, все-же, на кое-на-какие конкурсы я просачивался и занимал призовые места. Так как в училище я пел в хоре, то и в вузе записался в Академический хор. Пришлось, правда, пройти вступительный экзамен. Кратко расскажу о подготовке хористов.

В работе над новеньким произведением было несколько этапов: - ознакомление получение первой инфы о новеньком сочинении и освоение нотного текста ; - впевание рабочий шаг. Основная задачка — достижение исполнительской свободы, осмысленности и выразительности пения каждого участника коллектива. Приемы, используемые на данном этапе: пение с закрытым ртом, пение некий части произведения на один слог; - пропевание в замедленном темпе.

Медленный темп дает певцам больше времени для вслушивания в то либо другое звучание для его контроля и анализа. Предпосылка деяния этого приема та же, что и при пропевании в замедленном темпе. Но благодаря тому, что он дает возможность сконцентрировать внимание на отдельной интонации, аккорде, его эффективность выше; - ритмическое дробление.

Это метод условного ритмического дробления больших длительностей на наиболее маленькие, что ведет к появлению у артистов хора чувства неизменной ритмической пульсации. Действенным приемом преодоления такового рода проблем является проговаривание литературного текста на одном звуке; - исполнительский способность певцов хора придать процессу звуковой материализации нотного текста цельность, завершенность и уверительность.

Основной формой работы на этом шаге была сводная репетиция. В работе над сложными в техническом отношении местами полезно обращаться к упражнениям, построенным как на материале разучиваемого произведения, так и не связанным с ним. В то время в постановках хора воспринимал роль доктор Александр Александрович Юрлов, народный артист.

Роль в хоре, кстати, мне в предстоящем посодействовало. Еще Юрлов незначительно посодействовал мне в постановке голоса. С третьего курса я стал играться в нашем симфоническом оркестре. Управлял им Олег Михайлович Огарков. Оркестр учебный, то есть участники являлись студентами Гнесинки.

За год подготавливается три программы. Традиционно исполняли произведения Чайковского, Римского-Корсакова, Бетховена. Выступали в Большом зале столичной консерватории, в музее Москвы. Оркестр Гнесинского института. Запомнилась мне также работа с нашим оркестром Арама Хачатуряна. Естественно, вальс из «Маскарада». Исполняли его концерт-рапсодию для скрипки с оркестром, где я на репетициях пробовался солировать. Еще один концерт-рапсодия для фортепиано с оркестром мне запомнился тем, что солисткой была моя будущая супруга Светлана.

На этих репетициях мы познакомились и скоро поженились. Она была из музыкально-писательской семьи: отец — писатель Одуев Николай Альфредович, мама - пианистка, концертмейстер Столичной филармонии Вера Исааковна Кельман.

Хирургическая стоматология Томск Томская любви много